Стивен Кинг - Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая

— Боже правый, — сказал Бейкер. — Ты уверен насчет кастета?

Ник закивал.

— А больше ты ничего не заметил?

Ник задумался, потом приписал:

— На его шее болтался огрызок галстука.

Бейкер прочитал написанное Ником.

— Это Рей Буз, — сказал он. — Мой зять. Спасибо, парень. Он плохой актер, и Дженни знает это. Он не раз бил ее, еще когда они были детьми. И, хотя они брат и сестра, я думаю, не стоит мне обращать на это внимания.

Ник, пораженный его словами, смотрел в пол. Прошло несколько долгих минут, потом Бейкер потряс Ника за плечо, призывая посмотреть на него:

— Ну что, попробуешь? Попробуешь выступить в суде против Рея и его дружков? Ты нанес им какие-нибудь увечья?

— Пару раз стукнул этого Рея по носу, — написал Ник.

— Обычно Рей якшается с Винсом Хоганом, Билли Уорнером, а также с Майком Чилдрессом, — сказал Бейкер. — Я могу поймать Винса наедине и расколоть его. Потом, имея на руках его показания, я бы принялся за Билли и Майка. — Он немного подумал. — Словом, мы могли бы провернуть это, если бы ты захотел. Но нужно все хорошо продумать, потому что ты — чужак в наших краях, а они — свои. Если им удастся выкрутиться, они придут по твою душу.

Ник представил себе это. От одного предложения, что он вновь будет безжалостно избит, ему стало не по себе. И все же он решился. На чистом листке в блокноте он написал всего два слова:

— Давайте попробуем.

Бейкер вздохнул и кивнул.

— Ладно. Винс Хоган работает недалеко отсюда… впрочем, не в этом дело. Мы подъедем к нему на работу в пять, и, желательно, вместе с тобой. Возможно, застав Винса врасплох, мы расколем его.

Ник кивнул.

— Как твой рот? Док Соумс наложил несколько швов и предупредил, что несколько дней будет болеть.

Ник вновь кивнул и поморщился.

— Я достану их. Они… — Бейкер замолчал и добавил. — Что ж, добро пожаловать в Арканзас, дружок.

Он достал из кармана какие-то таблетки и протянул их и стакан воды Нику. Это было обезбаливающее лекарство. Лекарство, с помощью которого Ник должен был кое-как дотянуть до конца дня.

Ларри проснулся с ощущением, что находится где-то не там, где должен был бы находиться.

Он лежал на кровати, покоясь головой на подушке. Рядом была еще одна подушка. Откуда-то доносился запах жареной ветчины. Он сел и выглянул в окно. Занимался очередной серый нью-йоркский день. Первой мыслью Ларри было, что вчера они с Беркерли что-то натворили ночью. Потом воспоминания о прошедшей ночи начали проясняться, и он понял, что встречался вовсе не с Беркерли, а с Фордхемом. Он находился на втором этаже дома на Тремонт Авеню, а мать его, наверное, удивлялась, где же это он провел прошлую ночь. Интересно, позвонил он ей, чтобы предупредить, или нет?

Он спустил ноги с кровати и нащупал в кармане брюк мятую пачку «Винстона» с единственной оставшейся в ней сигаретой. Ларри прикурил ее, и во рту стало еще более мерзко. Запах ветчины из кухни все усиливался, доводя Ларри до дурноты.

Девчонку звали Мария, и она, как она сказала… кто? Бог ее знает, кто она по профессии, но в постели — просто гений. Если ему не изменяет память, ему не пришлось долго уговаривать ее. Она немного удивилась, что он — тот самый Ларри Андервуд. А что, если им поискать магазин грампластинок и купить запись «Детки»?

Ларри тихо чертыхнулся и попытался восстановить от начала и до конца картину вчерашних подвигов.

Его мать ушла на работу, и он проснулся в пустой квартире, но на столе обнаружил записку:

«Ларри!

4 июля состоится большой бейсбольный матч. Если у тебя нет на этот день других планов, почему бы тебе не пригласить свою мать на стадион? Я куплю пива и сосисок. В холодильнике яйца и колбаса. Позаботься о себе сам». Далее следовал типичный для Элис Андервуд постскриптум: «Большинство ребят, с которыми ты когда-то балбесничал, переехали, но, мне кажется, Бадди Маркс работает в полиграфическом магазине на Стрикер Авеню».

Подобного послания было вполне достаточно, чтобы вывести из равновесия любого. Ни «дорогой» перед его именем. Ни «с любовью» перед подписью. Она не верила в словесные излияния. Свидетельством ее любви был холодильник. Когда он навещал ее, она всегда готовила его любимые блюда. Ее память насчет его вкусов была просто невероятной. Готовила она тоже мастерски.

Все еще припоминая подробности дня, он направился в ванную и с ожесточением принялся чистить зубы «Пепсодентом».

Потом некоторое время он рассматривал разные безделушки на полочке в ванной, не выпуская из рук тюбик с зубной пастой и обдумывая манеру матери писать записки.

Вошла его ночная подруга, одетая в розовый нейлоновый пеньюар, под которым больше ничего не было.

— Привет, Ларри! — сказала она. Она была миниатюрной и напоминала фигурой Сандру Ли.

— Привет! — ответил Ларри. Он вышел из ванной и, обнаружив свою одежду сваленной в кучу возле кровати, начал одеваться.

— У меня есть кое-что, что ты мог бы надеть. И тогда мы могли бы позавтракать. Яичница с ветчиной.

Яичница с ветчиной? В желудке у Ларри мерзко заурчало.

— Нет, милочка. Мне нужно бежать. Я должен кое с кем встретиться.

— Брось, ты ведь не можешь вот так убежать от меня!..

— Это на самом деле важно.

— Что ж, я тоже должна быть важна тебе! — Она начинала сердиться. От ее голоса у Ларри сильнее разболелась голова.

— Ты слишком явно демонстрируешь свой бронкский диалект, — сказал он, желая уязвить девушку.

— Как прикажешь это понимать? — Она уперла руки о бедра, и в ее голосе зазвучали стальные нотки. От неожиданности Ларри был вынужден на шаг отступить. — А что, цвет моей кожи стал черным, если я из Бронкса? Что ты имеешь против Бронкса? Ты что, расист?

— Ничего я не имею против, — устало сказал он. — Послушай, этот кто-то, с кем я должен встретиться, — моя мать. Я приехал в город два дня назад и не позвонил ей вчера вечером, что не приду ночевать… или звонил? — с надеждой спросил он.

— Ты никому не звонил, — отрезала она. — Что-то не верится, что дело в твоей матери.

Он медленно вернулся к кровати.

— И тем не менее это так. Она уже в возрасте, но все еще подрабатывает. Мне кажется, сейчас она работает уборщицей.

— МНЕ кажется, что ты — не тот Ларри Андервуд, который поет на пластинке.

— Если не хочешь, можешь не верить. Я должен бежать.

— Ты гнусный мерзавец! — накинулась она на Ларри. — Что прикажешь мне делать со всей этой яичницей, которую я нажарила?

— Выброси в окно, — посоветовал Ларри.